Рузский Курьер / Свет миру

2 (15) марта 1917 года – одна из самых мрачных дат в истории России. В этот день, ставший апогеем кровавой революции, не без издевки над здравым смыслом названной ее деятелями бескровной, Император Николай II подписал акт об отречении от престола и передаче его великому князю Михаилу Александровичу. А тот не выполнил волю старшего брата, и Российская империя прекратила существование, хотя формально и юридически монархия упразднена была шесть месяцев спустя, 1 сентября 1917 года.

В этот день по инициативе ретивого премьер-министра А.Ф. Керенского Россия была провозглашена республикой. Совершилась еще одна узурпация, на этот раз уже и с точки зрения демократической идеологии, которую исповедовали революционеры, поскольку государственный строй изменили по произволу нескольких политиков, не пожелавших дожидаться ими же объявленного созыва Учредительного собрания. Предпринимавшиеся временными министрами бессистемные, судорожные попытки организовать государственную власть на новых началах катастрофически проваливались. Начался процесс распада Российского государства, обернувшийся поражением в войне, появлением сепаратистских образований на окраинах, утратой территорий и братоубийственной смутой, унесшей миллионы человеческих жизней. Для восстановления былого могущества Российского государства, рухнувшего в марте 1917 года, понадобились новые миллионы жертв. Исторически неизбежная победа России над Германией, развязавшей мировую войну в 1914 году, казавшаяся неотвратимой и близкой на исходе 1916 года, из-за крушения империи была отложена на три десятилетия и одержана уже только в 1945-м.

На ком лежит вина за пережитое Россией бедствие? В любом случае не на Императоре, который принужден был подписать злополучный акт об отречении. Дело в том, что предательство, сделавшее неизбежным его уход, к тому времени, когда он поставил свою подпись под этим документом, было уже совершено. Высшие военачальники генералы Алексеев, Рузский, Брусилов, Сахаров, Великий Князь Николай Николаевич, настаивая на отречении, сожгли за собой мосты – само это их домогательство по российским законам являлось тягчайшим преступлением и влекло за собой соответствующую уголовную кару в случае неудачи учиненного ими мятежа. По словам историка С.С. Ольденбурга, «поздно гадать о том, мог ли Государь не отречься. При той позиции, которой держались генералы Рузский и Алексеев, возможность сопротивления исключалась: приказы Государя не передавались, телеграммы верноподданных ему не сообщались». Отказ Императора отречься от престола не мог уже предотвратить его ухода.

Но, утверждают некоторые авторы, лишенный власти, Царь все равно не должен был идти навстречу пожеланиям заговорщиков и подписывать акт, не предусмотренный основными законами Российской империи. Что же однако заставило Императора поставить свою подпись под неправомерным документом? И жизнь, и смерть святого Царя Николая исключают мысль о том, что, действуя подобным образом, он заботился о себе, что он цеплялся за жизнь. Хотя в случае отказа от отречения он действительно мог быть убит по воле заговорщиков, но не угроза смерти побудила его уступить их требованию. Действительная причина его отречения не представляет собой никакой тайны; она, что называется, лежит на поверхности, обозначена в самом манифесте:

«В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы».

Передавая власть брату, Царь действовал по велению долга: как Император он прежде всего был верховным вождем вооруженных сил России, императорская власть такова по самой своей природе, по своему происхождению, относящемуся еще ко во временам Римской республики. Присяга Императору изначально была присягой воинов своему верховному главнокомандующему, долг которого заключается в том, чтобы вести их к победе. Россия находилась тогда в состоянии войны, в ходе которой у Императора не могло быть высшей заботы, чем довести вверенное ему Богом государство и его вооруженные силы до ее победоносного завершения. Но ни императорский сан, ни святость его носителя не подразумевают пророческого дара, и Царь, опасаясь, что в случае его устранения война завершится поражением, все же не мог быть уверен в неизбежности такого ее печального исхода.

Рассуждая по-человечески, отказом от подписи Николай II усложнил бы заговорщикам продолжение войны, а он, желая блага России, этого делать не хотел. Измена Великих Князей – тех, которые подталкивали Царя к отречению, в первую очередь, конечно, Николая Николаевича, – и вовлеченных в заговор генералов, не говоря уж о думских депутатах, была предательством по отношению к верховной власти, но в намерении изменников трону продолжать войну до победного конца не было причин сомневаться. Другое дело, что при трезвом взгляде на вещи нельзя было не понимать, что, устраняя Царя, они ввергали страну в смуту и катастрофически снижали шансы на победу. В то время как разделяемые ими опасения, что Николай II под влиянием свой супруги может пойти на сепаратный мир с Германией, – опасения, которые внушались извне и шли в основном из посольств союзников, основаны были на сплетнях и, по сути дела, носили бредовый характер. Однако этой трезвости рассуждения им всем, тем, кто пожелал устранить Царя, обуянным жаждой перемен, рассчитывавшим на карьерные и иные выгоды от этих перемен, как раз и не доставало. Комментируя предпринятые святым Императором на исходе его правления действия, историк его царствования С.С. Ольденбург писал:

«Государь не верил, что его противники совладают с положением: он поэтому до последней минуты старался удержать руль в своих руках. Когда такая возможность отпала – по обстановке было ясно, что он находился уже в плену – Государь пожелал, по крайней мере, сделать все, чтобы со своей стороны облегчить задачу своего преемника Великого Князя Михаила. 

Протоиерей Владислав Цыпин.

Редакция «РК»:

- А дальше начался крестный путь Государя на русскую Голгофу искупительная жертва за грех клятвопреступления народа русского.