Рузский Курьер / Сельский курьер

В прошлом году из-за засухи был получен крайне низкий урожай зерновых, порядка 61 миллиона тонн. До этого шесть лет урожай зерновых ниже 78–80 миллионов тонн не опускался. А наши потребности составляют сейчас 72–75 миллиона тонн, с учетом потребностей роста животноводства. То есть, недобор в прошлом году составил 12–15 миллионов тонн, это очень много, но выручили переходящие остатки прошлого у производителей и государственный интервенционный фонд. В итоге зерна хватило, но дефицит сказался на росте цен, на экспорте, который был закрыт введением эмбарго, а также на итогах года по животноводству.
Валовой сбор зерна в прошлом году в чистом весе по сравнению с 2009 годом снизился на 37,2 процента, сахарной свеклы — на 10, семян подсолнечника — на 18, картофеля — на одну треть, овощей — на 10 процентов. В целом, растениеводство упало на четверть.

Производство молока сократилось на 2,1 процента, поголовье КРС — на 3,4, коров — на два процента, примерно на один процент — свиней.

Но производство мяса (мясо птицы, свиней) выросло почти на шесть процентов, потому что оно в существенной части опирается на промышленные технологии. В итоге животноводство дало плюс 2,6 процента, хотя планировался рост более пяти.
В нынешнем сезоне министерство сельского хозяйства России планирует получить 83–85 миллионов тонн зерна. Это средний показатель, но он зависит от окончательных результатов посевных работ. Посевные площади яровых и озимых в сельхозпредприятиях составили около 30,5 миллиона гектаров, что ниже многих предыдущих лет, так как хозяйства еще не вполне оправились от кризиса прошлого года. Но еще есть фермерские хозяйства, которые последние годы дают более 20 процентов валового производства зерна.
Министр сельского хозяйства РФ Елена Скрынник сообщила, что в этом году предстоит убрать зерновые и зернобобовые культуры на площади более 44 миллионов гектаров, в том числе озимые 14 миллионов гектаров. Это выше, чем в провальном 2010 году (43,2), но заметно ниже, чем в 2008 и 2009 годах, когда под зерновые и зернобобовые было занято 47 миллионов гектаров, а озимые сеяли на 15,5 и 16,7 миллиона гектаров; даже в 2010 году было засеяно озимыми 15 миллионов гектаров. Так что, посмотрим. Пока погодные условия благоприятные.
Но тенденция снижения площадей в сельхозпредприятиях негативная, и связана она со скачками цен на зерно, с их волатильностью. Чтобы прошлогодняя ситуация на рынке продовольствия, в частности, с гречкой, не повторилась, нужна адекватная политика государства. Резервов зерна и импорта зерна в сумме у нас хватило, чтобы избежать паники, но не хватило, чтобы избежать почти двукратного скачка цен на крупы.
Май 2011 к маю 2010 года — рост цен на крупы огромный, 87 процентов. Особенно велика цена на гречку, она достигает 100–130 рублей за килограмм, это дороже, чем в Германии!
Есть два основных фактора ценовых колебаний. Первый — это погодные условия, которые вызывают скачки урожая. Это природа, хотя и здесь можно было бы немало сделать для уменьшения этих колебаний. Есть соответствующие технологические приемы, специальный подбор культур и сортов и т. д. Но есть и обратное влияние цен на производство. Если цены скачут, то производство становится нестабильным.
Валовой сбор зерновых в России за последние 11 лет в среднем колеблется от среднего же уровня на 16 процентов, то есть примерно на одну шестую. Кажется не очень много, но это средняя величина (в прошлом году валовое производство упало на 37 процентов).
Но средний размер колебаний цен на зерновые составлял эти 11 лет уже 40 процентов. А вот это уже, можно сказать, катастрофа! Потому что при таких падениях цен сельхозпроизводитель не получает нормальной прибыли, в периоды низких цен он не может продать зерно с прибылью, не получает денег для следующего года, он вынужден снизить посевные площади, происходит снижение производства. И снова начинается ажиотаж, цена подскакивает, общее возмущение, государственные структуры различными административными методами стараются снизить цену. Растет импорт. Но производитель от этого мало что выигрывает, так как у него дефицит денег, он не может ждать до весны, когда цены будут максимальными, он продает зерно оптовым покупателям, сливки снимает торговля. Он снова пытается увеличить площади, производство растет, цена падает.

Но на эти внутренние колебания цен из-за изменения посевных площадей накладываются колебания урожайности из-за погодных условий, а также колебания мировых цен на зерно, в результате нередко бывает, что цены уменьшаются при сокращении производства и растут при его увеличении. И производитель уже вообще тогда не знает, как реагировать на такую нестабильность. Он просто начинает снижать посевные площади, чтоб уменьшить риск. Вот весь этот комплекс причин и приводит к тому, что закупочные цены на зерно, а затем и все остальные цены на продовольствие у нас скачут.
Такая ценовая волатильность не выгодна ни производителям, ни потребителям. Производители не могут приспособиться к скачкам цен и в любом случае подвергаются критике и давлению, мало или много они произвели. Но, самое главное, они не получают достаточно прибыли. В среднем, за период с 2005 по 2009 годы рентабельность зерна составила 23,6 процента. Это, во-первых, ниже, чем в предыдущие пять лет, когда рентабельность была 37 процентов. Во-вторых, все расчеты показывают, что для расширенного воспроизводства продукции растениеводства, когда деньги возвращаются через год, необходимо иметь рентабельность по зерну не ниже 35 процентов. К тому же, парк техники у хозяйств очень старый, большинство машин служит намного дольше положенного срока. Поэтому амортизационный фонд там небольшой, замена идет за счет прибыли. И за счет кредитов, а за кредиты надо также расплачиваться из прибыли.
При низкой рентабельности это невозможно.
В-третьих, зерно составляет основу экономики большинства хозяйств, и за счет прибыли от продажи зерна восполняются недостающие доходы от молока и говядины, которая у нас производится как побочный продукт молочного производства. За 2005–2009 годы был один год, когда рентабельность зерна составляла 46 процентов (это в 2007 году), но например, в 2005 году она составляла восемь, а в 2009 году девять процентов. Это был год, когда урожай был хороший, получили тогда 97 миллионов тонн.

То есть производителям скачки цен вовсе не нужны.
А потребителям — тем более, так как вся торговля при малейшем намеке на дефицит начинает вздувать цены в разы больше, чем растут цены у производителей. И при избытке продукции они почти не опускаются, потому что, в отличие от производителей, в торговле есть возможности хранения, и нет острого дефицита средств. Поэтому существенного снижения розничных цен не происходит. Например, с 2000 по 2009 год, когда оптовые цены на зерно колебались в среднем на 40 процентов в год, розничные цены на хлеб устойчиво росли. Даже в 2009 года, когда цены на зерно упали на 20 процентов, цены на хлеб выросли на 2,5 процента.
И почти то же самое с розничными ценами на крупы. Они росли почти все время, правда, в 2009 году было снижение, однако лишь на те же 2,5 процента. Зато в прошлом году цены на крупы (гречка) выросли на 87 процентов!!!
Можно ли что-то сделать?

Конечно, можно. Нужно только государству своевременно регулировать объем зерна, поступающего на внутренний рынок. Для этого есть два основных механизма.
Один — через государственные закупки излишков и, наоборот, государственные продажи зерна при дефиците. Этот механизм отработан в ЕС прекрасно. Они планируют совместно с производителями минимальную закупочную цену, которую должен получать производитель за единицу продукции, ее все знают, в нее заложен необходимый уровень рентабельности. Это принципиально! Но также планируется и максимальная цена. Далее по всей территории страны устанавливается мониторинг цен. Если цена в течение фиксированного количества дней превышает максимальную цену, то начинаются продажи из государственных запасов по установленной минимальной цене, и в результате цена на рынке падает.
Коридор между максимальной и минимальной ценой узкий, он составляет лишь шесть процентов.

Если же цена опускается ниже минимальной, то происходят закупки по минимальной цене, а также повышается пошлина на импорт, в результате цена повышается. Кстати говоря, если объем производства превзошел гарантированный уровень, и это произошло не в силу погодных условий, а из-за технологического роста и роста площадей, то минимальная цена на следующий год снижается на три процента.
Видите, какая тонкая настройка. В пределах трех процентов!!!
В США применяется механизм залоговых цен, когда производитель может при низких ценах сдать свое зерно на временное хранение, то есть, положить в залог и получить при этом минимальную цену. Если цена повысится, он может выкупить у государства свое  зерно по минимальной цене плюс стоимость хранения.
Важную роль играет также регулирование импорта и экспорта зерна с помощью соответствующих пошлин. Если внутренние цены существенно ниже цен мирового рынка, то обязательно нужно устанавливать пошлины на экспорт, которые сводят прибыль экспортеров к минимуму, иначе они все вывезут из страны. Если же внутренние цены существенно выше, то, наоборот, надо устанавливать пошлины на импорт, чтобы импорт не обрушил внутренние цены. И все это отслеживается в ежедневном почти автоматическом режиме!
Такие методики регулирования рынка дают колоссальный эффект. Например, в Германии в течение 30 с лишним лет (с начала 60-х годов) годовые колебания цен на зерно не превышали 2,5 процента! Аналогично и в других странах ЕС, — там ведь единая аграрная политика. И благодаря этому производители наращивали производство такими темпами, что ЕС из импортера продовольствия быстро превратился в одного из самых крупных мировых экспортеров.

Гарантии реализации всего урожая по ценам, обеспечивающим необходимую рентабельность, — это наилучшее и самое главное, что нужно для инновационного развития. Если все стабильно, тогда можно спокойно вкладывать средства в обновление производства, брать кредиты, закупать новую технику. Стабильность цен и условий плюс рентабельность — это как раз то, что нужно бизнесу для инноваций. Необходимо и достаточно, как говорят математики.
Могут сказать, что в нашей стране есть подобие этой системы. Есть интервенционный фон, есть государственные закупки, есть и товарные интервенции. Почему же эта система у них работает, а у нас нет?
Беда в том, что у нас лишь подобие системы ЕС. В Евросоюзе система четко прописана практически на все случаи и начинает автоматически действовать, как только установленные границы коридора цен нарушаются. И коридор этот всем заранее известен, согласован, все знают, что цена возможна лишь в рамках этого коридора. И она всех устраивает. А нас каждую осень начинается обсуждение, начинать действие или нет, а если начинать, то когда. И тут у каждой стороны свой интерес, у производителей свой, у экспортеров — свой, у импортеров — свой, у Минфина — свой. Решения затягиваются. Да и сама система не нацелена на достижение определенного уровня цен, а лишь на некоторое демпфирование рыночных тенденций. Поэтому и соответствующий результат. В ЕС закупки идут по заранее установленным ценам, а у нас они идут на основе биржевого механизма, исходя из того, какие цены предложат покупатели. В итоге установленный уровень цен не выдерживается, игроки, работающие на экспортеров, могут сбить цены, чтобы те могли купить подешевле, а потом продать подороже. Да и про обоснованность наших расчетных цен в сравнении с ценами в ЕС говорить не приходится. Там подробнейшим образом пронормированы и отслеживаются на специальных тестовых хозяйствах затраты на каждый вид продукции в натуральных величинах, то есть, они известны, известны цены на все ресурсы, поэтому нетрудно рассчитать требуемые цены. У нас все стало коммерческой тайной, структура себестоимости толком не известна. Нет мониторинга затрат и цен не то что по каждому хозяйству, как было бы необходимо, но даже и по выборочному кругу хозяйств. Поэтому расчеты наши очень приблизительны.
Одним словом, у нас ручное управление по плохо работающим приборам, а нужна система автоматического управления…
Многие из выше перечисленных проблем в отечественном АПК проистекают из недостаточного уровня государственной поддержки отрасли. По госпрограмме развития сельского хозяйства еще в 2008 году была запланирована поддержка на 2012 год в сумме 130 миллиардов рублей. Но для нормального устойчивого развития — этого недостаточно, надо примерно в 2,5 раза больше. Тем более, накануне вступления России в ВТО.
Для краткости расчета надо исходить из существующей рентабельности. В 2005– 2009 годах она в среднем составляла 12 процентов и формировалась целиком за счет прямых государственных субсидий, которые по всем источникам составили примерно 120 миллиардов рублей. Для устойчивого роста нужна рентабельность в 2,5 раза более высокая, значит, при существующем уровне затрат и цен надо и субсидии увеличить в 2,5 раза, что составит примерно 300 миллиардов рублей. Но вопрос в том, куда направить эти средства. Прежде всего, на техническое перевооружение производства и стабилизацию цен. Тогда со временем можно будет снизить объем господдержки. Но это зависит и от наших конкурентов, от их требований к нам.
И вот тут мы можем перейти к вопросу о ВТО, так как мы по условиям этой организации должны будем снизить таможенные пошлины и изменить механизмы поддержки сельского хозяйства. Здесь важно понимать основные факторы, влияющие на наше сельское хозяйство после вступления в ВТО.
Их я вижу четыре:
Первый фактор. Уровень таможенных пошлин на импорт после вступления не должен повышаться сверх оговоренных пределов по конкретным группам товаров. В среднем он должен понизиться с 17,2 до 13 процентов. Это, кажется, и не большое снижение, но этот фактор вызовет снижение прибыли сельхозпредприятий примерно на 50 процентов, так как вслед за импортом снизятся и внутренние закупочные цены на сельхозпродукцию.

Второй фактор — это снижение себестоимости сельхозпродукции в результате снижения пошлин и, соответственно, цен на импортные средства производства. Также в результате договоренностей пошлины на промышленные средства производства в среднем снизятся с 12,7 до 7,2 процента. Это приведет к снижению себестоимости сельхозпродукции примерно на два процентных пункта, что хорошо, но маловато.
Третий фактор — это рост цен на базовые ресурсы (электроэнергия, газ, нефть, топливо и т. д.) до 15 процентов в год. Этот рост не требуется соглашениями по ВТО, но эту политику, к большому сожалению, проводит наше правительство. А рост цен на сельхозпродукцию будет тормозиться импортом. При продолжении такой политики себестоимость сельхозпродукции вырастет, по моим расчетам, на четыре процента по сравнению с уровнем до вступления.
Наконец, последний фактор — это уже согласованный объем прямой государственной поддержки сельского хозяйства в 4,4 миллиарда долларов, то есть 123 миллиардов рублей. Он и сейчас составляет примерно те же 120 миллиардов рублей, причем прибыль без себестоимости, как я говорил, была бы нулевой. Названные ранее изменения в сумме поддержки приведут к тому, что при таком уровне поддержки рентабельность сельского хозяйства снизится до 2,6 процента, то есть почти до нуля, с учетом субсидий. И даже если поддержка поднимется до уровня, о котором Россия спорила, за который боролась, девять миллиардов долларов, то рентабельность сельского хозяйства будет на уровне 15–16 процентов, а для расширенного воспроизводства нужен уровень примерно в два раза больше. А дальше будет еще хуже, если рост цен на средства производства будет также обгонять рост цен на сельхозпродукцию.
Итак, в заключение всех изложенных выше рассуждений можно сказать, что имеющиеся данные позволяют прогнозировать снижение рентабельности практически до нуля, а затем, если Правительство пойдет на большое повышение уровня поддержки, она начнет постепенно расти до существующего низкого уровня, 12–15 процентов, при котором сельхозпроизводство развивается крайне неустойчиво.

Давид Эпштейн,
доктор экономических наук,
профессор, главный научный
сотрудник Северо-Западного НИИ
экономики и организации сельского
хозяйства (Санкт-Петербург)