Рузский Курьер / Новости

В этом номере мы публикуем продолжение книги известного российского историка П.В. Мультатули «Россия в эпоху царствования Императора Николая II» под редакцией В.В. Бойко-Великого (РИЦ имени Святого Василия Великого, Москва, 2015 год). 

Сразу же после свержения монархии в России «серый кардинал» тайного банкирского сообщества Уолл-Стрит «полков­ник» М. Хаус заявил: «Теперь мы начнем сбивать кайзера с насеста». Интересно, что революционные волнения начались в Берлине после того, как Император Вильгельм уехал в свою ставку в бельгийский город Спа. 9 ноября 1918 года кайзер приказал войскам двигаться на подавление мятежа и услышал от своего начальни­ка Генерального штаба генерала В. Гренера, что армия «больше не является опло­том вашего величества». Гренер был тесно связан с заговорщиками, которые обе­щали ему пост рейхсканцлера. Рейхсканцлер принц Макс Баденский позвонил кайзеру из Берлина и заявил, что только отречение может спасти страну от граж­данской войны. После того как Вильгельм II отказался от отречения, на него стали оказывать давление его генералы, в частности генерал-фельдмаршал фон Гинден­бург. Пока Вильгельм II пребывал в раздумье, Макс Баденский, не дожидаясь ма­нифеста, объявил в Берлине об отречении кайзера в пользу сына. Накануне принц получил заверения от американского президента, что речь идет только об отречении императора Вильгельма, но никак не о свержении монархии в Герма­нии. Но как только было объявлено об отречении кайзера, депутат Рейхстага со­циал-демократ Филипп Шейдеман провозгласил Германию республикой.

Мы видим, что свержение императора Вильгельма II обошлось безо всяко­го его манифеста об отречении, хотя о таковом было объявлено всему миру!

Таким образом, совершенно очевидно, что ни с юридической, ни с моральной, ни с религиозной точки зрения для подданных Государя никакого отречения от престола со стороны Царя не было. События в феврале–марте 1917 года были ничем иным, как свержением Импе­ратора Николая II с прародительского Престола; незаконное, совершенное пре­ступным путем, против воли и желания Самодержца, лишение его власти.

Следует отметить, что в июле-августе 1917 года Временным правительством был разработан проект о введении новых государственных праздников, среди которых был и «День Великой Русской Революции», 27 февраля. Проект был представлен на рассмотрение Синода обер-прокурором А. Карташевым 3 августа 1917 года. Есть основания предполагать, что этот проект был принят, так как в декрете СНК России от 29 октября 1917 года «О восьмичасовом рабочем дне» упоминается выходной день 27 февраля. Позднее был установлен праздничный «День низвержения самодержавия» , 12 марта (27 февраля). Этот «праздник» был официально введен в календарь 10 декабря 1918 года, когда ВЦИК принял Кодекс законов о труде, содержавший «Правила об еженедельном отдыхе и о праздничных днях», где среди праздников был и «День низвержения самодержавия, 12 марта. Отмечался большевиками вплоть до 1940 года, когда был отменен Иосифом Виссарионовичем Сталиным (Постановление СНК СССР от 27 июня 1940). Таким образом, и большевики, и некоторые февралисты датировали свержение Самодержавия четырьмя днями раньше опубликования так называемого «манифеста» об отречении.

«Отказ» Великого Князя Михаила Александровича воспринять престол. Свержение русской Монархии 

Ночью 3 марта 1917 г. руководство Временного комитета Государственной Думы получило известие о «манифесте» Императора Николая II и о передаче престола Великому Князю Михаилу Александровичу. Для главы Комитета М.В. Родзянко это известие не стало неожиданным. П.Н. Милюков вспоминал: «Родзянко и Львов ждали в военном министерстве точного текста манифеста, чтобы выяснить возможность его изменения. В здании Думы министры и вре­менный комитет принимали меры, чтобы связаться с Михаилом Александрови­чем и устроить свидание с ним утром. Родзянко принял меры, чтобы отречение Императора и отказ Михаила были обнародованы в печати одновременно. С этой целью он задержал напечатание первого акта. Он, очевидно, уже предусматривал исход, а может быть, и сговаривался по этому поводу».

Эти слова Милюкова лишний раз доказывают, что манифест об отречении в пользу Михаила Александровича был задуман заговорщиками заранее.

Сразу же Родзянко и Керенский заявили, что вступление на престол Великого Князя невозможно. «С регентством Великого Князя, — заявил Родзянко генералу Алексееву, — и воцарением Наследника Цесаревича, быть может, и помирились бы, но кандидатура Великого Князя как Императора ни для кого не приемлема, и вероятна гражданская война». То же самое сообщил он и генералу Рузскому.

Вслед за Родзянко и Керенским против кандидатуры Великого Князя выступил и В.В. Шульгин, только что вернувшийся из Пскова. «Не объявляйте Манифеста, — сказал он Милюкову. — Произошли серьезные изменения. Нам передали текст… Этот текст совершенно не удовлетворяет… совершенно… необходимо упомина­ние об Учредительном собрании… Не делайте никаких дальнейших шагов, могут быть большие несчастия. Немедленно приезжайте на Миллионную, 12. В квартиру князя Путятина. Там Великий Князь Михаил Александрович… и все мы едем туда… пожалуйста, поспешите…».

Из слов В.В. Шульгина об Учредительном собрании, главном требовании Ке­ренского, становится понятно, что Шульгин действовал с Керенским заодно.

Великий Князь Михаил Александрович был обманом приглашен Родзянко приехать из Гатчины в Петроград и затем насильственно содержался («был за­перт» — по определению полковника Б.В. Никитина) на улице Миллионной, дом 12, в квартире князя П.А. Путятина.

Не случайно, как пишет Б.В. Никитин уже после февральских событий, Вели­кий Князь высказывал «совершенно особенное недовольство против Родзянко»^[1]. 

В конце дня 1 марта его посетил Великий Князь Николай Михайлович и ан­глийский посол Бьюкенен. Решение о встрече с Великим Князем Михаилом Алек­сандровичем было принято сразу же после того, как стало известно об объявле­нии манифеста Государя с отречением в пользу брата в целом ряде воинских частей, вопреки намерениям временщиков.

Рано утром члены ВКГД Родзянко, Милюков, Керенский, Гучков, Шульгин прибыли на Миллионную улицу. То, что произошло там, покрыто таким же мра­ком, как и обстоятельства отречения Императора Николая II. Все, что сегодня известно, основывается на воспоминаниях заговорщиков, а потому вызывает весьма сомнительное доверие. Интересно, что в дневниках Великого Князя Ми­хаила Александровича полностью отсутствуют какие-либо сведения об этой исторической встрече.

Особняк, где находился Михаил Александрович, полностью контролировал­ся вооруженными людьми Керенского. По собственному признанию, Керенский сказал Великому Князю: «Я не ручаюсь за жизнь Вашего Высочества»!

3 марта 1917 года заговорщиками был сфабрикован документ, в результате кото­рого Монархия в России перестала существовать. Под диктовку лидеров ВКГД масон В.Д. Набоков написал текст, который либо дали подписать Великому Кня­зю Михаилу Александровичу, либо подделали его подпись. Имеются большие со­мнения, что Михаил Александрович подписал акт 3 марта. Когда Великий Князь Михаил Александрович находился уже в ссылке в Перми, к нему 26 мая (по ново­му стилю) 1918 года пришел журналист С.В. Яблоновский и взял у него интервью. При этом присутствовал секретарь Великого Князя Н. Джонсон. Он рассказал журналисту о событиях 3 марта: «После беседы с общественными деятелями, из которых, как известно, одни стояли за отречение от Престола, а другие — за при­нятие власти, было решено, что на другой день (4 марта) все отправятся к воен­ному министру (то есть Гучкову), и там вопрос решится окончательно. В Петрограде в это время было неспокойно, шла перестрелка, поездка представлялась небезо­пасной. Я отправился вперед, чтобы по возможности устранить эти опасности. К удивлению, я узнал, что ни одно из лиц, которые должны были ехать с Великим Князем к министру, не явились. Великий Князь отправился к министру один, и результатом их беседы было окончательное отречение от Престола»^[2].

Таким образом, 3 марта Великий Князь Михаил Александрович никак не мог подписать следующий текст:

«Тяжкое бремя возложено на меня волею Брата моего, передавшего мне Им­ператорский Всероссийский Престол в годину безпримерной войны и волнений народных. Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего бла­го Родины нашей, принял я твердое решение в том случае восприять Верховную Власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит все­народным голосованием чрез представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского.

Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан державы Россий­ской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления вы­разит волю народа. 3-III. 1917 года Михаил». Интересно, что сам В.Д. Набоков на­зывал этот «акт» «пустой бумажкой».

Глубинную сущность этого документа хорошо понял эмигрантский историк И.П. Якобий: «В чем заключается смысл этого акта? Ведь было совершенно оче­видно, что Учредительное собрание, созванное под давлением правительства го­сударственного переворота, никогда не признает прав Великого Князя. Итак, его условный отказ был, в действительности, замаскированным отречением. Но для чего господам Набокову, Нольде, Шульгину и их хозяевам нужен был этот лицемерный обман? Цель здесь совершенно ясна: если бы Великий Князь Михаил Александ­рович, или, точнее, Император Михаил II, формально отрекся от Престола, то, согласно Основным Государственным законам, право на Престол автоматически перешло бы к следующему по старшинству Представителю Императорского Дома; отрекись и он, право это переходило бы последовательно к другим пред­ставителям Династии, и среди них могло оказаться лицо менее покладистое, чем Великий Князь Михаил Александрович. Этого ни в коем случае допустить не хо­тели. Нужно было положить вообще конец Монархии в России, и потому одного отречения Великого Князя Михаила Александровича было недостаточно. Но, не отрекаясь от Престола, а лишь временно отказываясь от «восприятия» верхов­ной власти, Великий Князь парализовал на неопределенный срок всякую воз­можность не только реставрации, но хотя бы предъявления другим лицом права на Престол, который вакантным еще не мог почитаться». О полном беззаконии, совершенном в марте 1917 года, писал выдающийся русский правовед и историк М.В. Зызыкин: «Когда Император Николай II 2 марта 1917 г. отрекся за себя от Престола, то акт этот юридической квалификации не подлежит и может быть принят только как факт в результате революционного насилия. Так как право на наследование Престола вытекает из закона и есть право публичное, то есть, пре­жде всего, обязанность, то никто, и в том числе Царствующий Император, не мо­жет существующих уже прав отнять, и таковое его волеизъявление юридически недействительно; таким образом, отречение Государя Императора Николая II за своего сына Великого Князя Цесаревича Алексея ни одним юристом не будет признано действительным юридически. Отречение за него было бы недействительно и в том случае, если бы происходило не при революционном насилии, а путем свободного волеизъявления, без всякого давления. Великий Князь Алексей Ни­колаевич мог отречься только по достижении  совершеннолетия в 16 лет. До его совершеннолетия управление государством в силу статьи 45 Основных Законов должно было перейти к ближнему к наследию Престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора, то есть к Великому Князю Михаилу Александровичу. Последний также сделался жертвой революционного вымога­тельства, а малолетний Великий Князь Алексей Николаевич был пленен вместе с своими родителями так называемым временным правительством. Осуществить свои права на Престол, как подобает посредством Манифеста, в таковых обстоя­тельствах он не мог.

Великий Князь Михаил Александрович издал так называемый манифест. Предположим, что это акт свободного волеизъявления; как тогда надо опреде­лять его юридическую силу? Великий Князь Михаил Александрович отказался сделать­ся Императором, но не в виду того, что он не имел права вступить на Престол при наличности в живых Великого Князя Алексея Николаевича, он не заявил и того, что он считает себя обязанным настаивать на правах Великого Князя Алексея на Престол, а себя считать лишь Правителем Государства. Он, напротив, заявил, что готов принять Престол, но не в силу Основных Законов, от чего он expresisverbis отказался, а в силу права революции, выраженного через учреди­тельное собрание по известной четыреххвостке. Если бы даже таковое собрание состоялось и, установивши новый образ правления, избрало бы его Государем, то Великий Князь Михаил Александрович вступил бы уже не на Трон своих пред­ков Божией Милостью, а на волею народа созданный трон по избранию от воли народа; вместе с тем это было бы упразднением православно-легитимного прин­ципа Основных Законов, построенных на монархическом суверенитете. Призна­ние права за учредительным собранием устанавливать образ правления есть от­каз от монархического суверенитета и устроение политической формы правления на народном суверенитете, то есть на «многомятежном человечества хотении». Этим он упразднил бы все традиции предшествующей истории и продолжил бы ее на радикально противоположном принципе в европейском демократически­эгалитарном стиле».

Таким образом, 2 и 3 марта 1917 года в России была насильственно, путем не­бывалого подлога, свергнута многовековая русская Самодержавная Монар­хия. К власти преступным путем пришло нелегитимное Временное правитель­ство, состоящее из февральских заговорщиков.

Продолжение в следующем выпуске «РК»