«Прости нас, наш Государь!»
В этом номере мы публикуем продолжение книги известного российского историка П.В. Мультатули «Россия в эпоху царствования Императора Николая II» под редакцией В.В. Бойко-Великого (РИЦ имени Святого Василия Великого, Москва, 2015 год).
Поздно вечером 3 марта состоялся разговор по прямому проводу между А.С. Лукомским и М.В. Родзянко, в котором Лукомский передал председателю Государственной Думы настойчивое требование главнокомандующих «об опубликовании акта 2 марта».
Между тем от командующих армиями стали поступать интересные предложения, что следует делать далее с «манифестами». Так, командующий 3-й армией генерал от инфантерии Л.В. Леш рассуждал, что «раз манифест объявлен в некоторых местностях, то мне кажется, лучше его придерживаться».
Командующий 10-й армией генерал от инфантерии В.Н. Горбатовский предлагал исправить манифест, «вернув» престол цесаревичу Алексею, а регентом сделать Великого Князя Николая Николаевича.
Вопреки запретам Ставки о недопустимости разглашения сведений о манифесте, отдельные командующие, не в силах молчать перед вопрошающим давлением сотен тысяч людей, официально о нем объявляли3.
Когда военные круги стали узнавать об отречении Михаила Александровича, их недоумение и тревога стали возрастать. Лукомский по аппарату заявил генералу Квецинскому, что «манифест Великого Князя Михаила Александровича может быть апокрифичен»4.
1 Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1754 (3). Л. 136.
2 Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1754 (3). Л. 173.
3 Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1756 (1). Л. 5.
4 Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1756 (2). Л. 57.
Только в 14 час. 43 мин. 4 марта в Ставку пришла телеграмма А.И. Гучкова, извещающая, что оба манифеста «опубликованы четвертого утром в номере 8 “Известий”»[1].
В камер-фурьерском журнале за 1917 г. имеется следующая запись от 2 марта: «Сего числа прибыли в г. Псков представители Временного правительства военный министр Гучков и член Государственной Думы Шульгин, и в 9 часов 40 минут были приняты в Императорском поезде и доложили о происходящем в Петрограде революционном движении»[2].
Однако из протоколов допроса ВЧСК самого Гучкова видно, что он уезжал в Псков, не будучи еще назначенным военным министром. Ничего не знали об этом назначении ни в Ставке, ни в штабе Северного фронта. В 16 час. 50 мин. 2 марта 1917 г. генерал Данилов из Пскова телеграфировал генералу Алексееву, что «около 19 часов Его Величество примет члена Государственного Совета Гучкова и члена Государственной Думы Шульгина». В 20 час. 48 мин. того же дня Данилов телеграфировал генералу Клембовскому, что «поезд с депутатами Гучковым и Шульгиным запаздывает»[3].
В стране и армии о назначении Гучкова военным и морским министром стало известно только днем 3 марта 1917 г.
Свою телеграмму из Пскова от 2 марта Гучков подписал просто своей фамилией, без указания какой-либо должности.
Наконец, первые сведения об образовании и составе Временного правительства в Ставке получили лишь днем 3 марта[4].
Таким образом, делопроизводитель камер-фурьерского журнала, делавший запись 2 марта 1917 г., не мог называть Гучкова «военным министром». Последнее приводит нас к выводу о том, что камер-фурьерский журнал оформлялся после происшедших событий, то есть фальсифицировался.
Отъезд Государя в Ставку. Последнее обращение к войскам
и официальный арест Государя
В 1 час 28 мин. ночи 3 марта генерал Ю.Н. Данилов сообщил генералу Алексееву, что «Его Величество выезжает сегодня, примерно в 2 часа, на несколько дней в ставку, через Двинск»[5]. Эта последняя поездка Николая II в Ставку, якобы для того, чтобы проститься с войсками, похоже, была также инспирирована генералитетом по соглашению с Временным правительством.
Говоря о мотивах поездки Николая II в Ставку, нельзя забывать, что Царь не был свободен в своих действиях. Вечером 3 марта свергнутый Император прибыл в Могилев, где он был встречен со всеми подобающими почестями[6]. Но, не
смотря на кажущуюся почтительность руководства Ставки, Император в Могилеве продолжал оставаться несвободным. Когда 5 марта Николаю II наконец разрешили связаться по телефону с семьей, он в разговоре с Императрицей сказал: «Я думал, что смогу приехать к вам, но меня не пускают»[7].
Для А.И. Гучкова отправление Императора в подконтрольную Ставку никакой опасности не представляло. Наоборот, он был уверен, что именно там Царь будет находиться под надежным контролем. Недаром А.А. Бубликов вспоминал, что на его недоуменный вопрос, почему Николай II находится в Ставке, Гучков спокойно ответил: «Он совершенно безвреден»[8].
4 марта 1917 г. в Могилеве состоялся последний доклад Императору Николаю II о положении дел на фронте. Делавший доклад генерал М.В. Алексеев заметно волновался, но под влиянием вопросов Императора Николая II, его замечаний и указаний, стал докладывать как обычно[9].
С 4 по 8 марта Царь регулярно встречался и общался со своей свитой, со своей матерью, вдовствующей Императрицей Марией Федоровной, приехавшей к нему из Киева 4 марта (с 1919 года в эмиграции и на родине, в Дании).
8 марта Государь попытался в последний раз обратиться к своим войскам. Обращение получило название «Последний приказ Императора Николая II». Текст этого обращения широко известен. Однако он представляет собой не текст, составленный Императором Николаем II, а текст, изложенный в приказе начальника штаба М.В. Алексеева. Между тем имеется документ с подлинным обращением Императора Николая II к войскам. Он написан рукой Государя и направлен с сопроводительным письмом для подшивания к делу. Приведем полностью этот документ:
«Текст обращения Николая II к войскам после отречения от престола. Генерал-квартирмейстеру при Верховном Главнокомандующем 10 марта 1917 г. № 2129. Дежурному генералу при Верховном Главнокомандующем. По приказанию Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего препровождаю при сем собственноручную записку отрекшегося от Престола Императора Николая II Александровича, каковую записку Начальник Штаба приказал подшить к делу Штаба Верховного Главнокомандующего для хранения, как исторический документ.
Приложение: записка. Генерал-лейтенант Лукомский. Генерального штаба подполковник: Барановский.
К вам, горячо любимые мною войска, обращаюсь с настоятельным призывом отстоять нашу родную землю от злого противника. Россия связана со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе. Нынешняя небывалая война должна быть доведена до полного поражения врагов. Кто думает теперь о мире и желает его, тот изменник своего Отечества — предатель его. Знаю, что каждый честный воин так понимает и так мыслит. Исполняйте ваш долг как до сих пор. Защищайте нашу великую Россию изо всех сил. Слушайте ваших начальников. Всякое ослабление порядка службы (дисциплины) только на руку врагу. Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах безпредельная любовь к Родине. Да благословит вас Господь Богъ на дальнейшие подвиги и да ведет вас от победы к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий»[10].
Попав под цензуру М.В. Алексеева, обращение Царя претерпело значительные изменения. Обращение Императора Николая II было искусно подправлено Алексеевым и отпечатано на машинке. Генерал Н.М. Тихменев, уже находясь в эмиграции, в 1939 г. свидетельствовал о событиях марта 1917 г.: «8 марта, вернувшись в свой кабинет, я нашел на столе вот этот самый листок, который я держу в руках. Это — приказ начальника штаба от 8 марта, напечатанный в штабной типографии. «Приказ начальника штаба верховного главнокомандующего 8 марта 1917 г. № 371. Отрекшийся от престола Император Николай II, перед своим отъездом из района действующих армий, обратился к войскам с следующим прощальным словом: [далее идет текст обращения с поправками Алексеева. — П.М.]. 8 марта 1917 г. Ставка. Подписал: Начальник штаба, генерал Алексеев»[11].
После правки Алексеева в текст обращения были добавлены фразы, которых не было в Царском обращении, о том, что «после отречения моего за себя и за сына моего от престола Российского, власть передана временному правительству, по почину Государственной думы возникшему. Да поможет ему Богъ вести Россию по пути славы и благоденствия», и «повинуйтесь временному правительству»[12].
8 марта 1917 г. Император Николай II был арестован в Могилеве прибывшими из Петрограда представителями Думы во главе с А.А. Бубликовым. Объявить Царю об аресте посланцы Думы поручили генералу Алексееву, который не погнушался его исполнить. На слова генерала М.В. Алексеева, что он в своих действиях руководствовался любовью к Родине, Николай II пристально посмотрел на генерала и ничего не сказал[13].
В тот же день новый командующий Петроградским военным округом генерал Л.Г. Корнилов по приказу Временного правительства арестовал в Александровском дворце Императрицу Александру Феодоровну и Царских Детей.
Выводы: Сегодня можно говорить с большой степенью уверенности о подделке «манифеста» Императора Николая II.
Самым веским косвенным доказательством подделки, полной или частичной, дневников Императора Николая II служат слова самого Императора, сказанные им А.А. Вырубовой после того, как он был доставлен из Могилева в Александровский дворец. Говоря о пережитых им днях в Пскове, Николай II сказал ей: «Видите ли, это все меня очень взволновало, так что все последующие дни я не мог даже вести своего дневника»[14].
Еще одним косвенным доказательством может быть фальсификация дневников Императрицы Александры Феодоровны. Ю. Ден вспоминала, что 6 марта 1917 г. она «совершила акт наихудшей формы вандализма, убедив Ее Величество уничтожить свои дневники и корреспонденцию. На столе стоял большой дубовый сундук. В нем хранились все письма, написанные Государем Императрице во время их помолвки и супружеской жизни. Я не смела смотреть, как она разглядывает письма, которые так много значили для нее. Государыня поднялась с кресла и, плача, одно за другим бросала письма в огонь. После того, как Государыня предала огню письма, она протянула мне свои дневники, чтобы я сожгла их. Некоторые из дневников представляли собой нарядные томики, переплетенные в белый атлас, другие были в кожаных переплетах. “Аутодафе” продолжалось до среды и четверга»[15].
Дневник Николая II за февральские и мартовские дни не совпадает с официальными документами Ставки и Северного фронта. Имеется разница в дате приема Царем генералов Рузского, Данилова и Савича, во времени отъезда Николая II из Пскова ночью 3 марта и во времени прибытия в Могилев 4 марта и т.д[16].
Начиная с 28 февраля 1917 г. и заканчивая днем убийства 17 июля 1918 г. (по Григорианскому стилю) Император Николай II был не просто лишен свободы, но находился в полной информационной блокаде[17]. Вместе с ним, начиная с марта 1917 г. и заканчивая Ипатьевским домом, в такой же блокаде находилась его семья и приближенные. Многие, с кем Государь мог говорить на тему событий в Пскове, были убиты.
Император Всероссийский не мог говорить о делах государственной важности с любыми окружавшими его людьми, как бы хорошо он к ним ни относился.
Общаться на такие темы Государь мог только с равными себе. Таким человеком в свите Государя в дни его царскосельского и тобольского заточения был князь В.А. Долгоруков, убитый большевиками в Екатеринбурге. Кто знает, о чем разговаривал с ним Государь? О чем он разговаривал с графом И.Л. Татищевым, еще одним верным представителем русской знати, пошедшим за своим Царем в заточение и на мученическую смерть?
Кроме Императрицы, Николай II мог делиться информацией о подложности манифеста только с ними.
То, что Император не говорил с окружающими его в заточении людьми, или даже не отрицал факта отречения, вовсе не означает, что он подписывал манифест. Молчание Императора Николая II заключалось еще и в том, что он увидел во всем происшедшем Божию Волю, пред которой, как православный человек и Монарх, он не мог не склониться.
Совершенно очевидно, что операция «Отречение», осуществленная заговорщиками в феврале–марте 1917 г., хотя и является неслыханной по своим масштабу, цинизму и тяжким последствиям, не была, тем не менее, исключительным и самостоятельным явлением. Через год и 8 месяцев подобная же «операция» была осуществлена в Германии при свержении с престола германского императора Вильгельма II. И хотя между личностями Императора Николая II и кайзера Вильгельма существует принципиальная разница морального характера, нельзя не заметить, что свержение Вильгельма II было осуществлено теми же силами и по тому же сценарию, что и свержение русского Государя.
Режиссерами переворота в Германии в ноябре 1918 г. были те же люди, что организовали Февральский переворот в России. Сразу же после свержения монархии в России «серый кардинал» тайного банкирского сообщества Уолл-Стрит «полковник» М. Хаус заявил: «Теперь мы начнем сбивать кайзера с насеста».
Продолжение в следующем выпуске «РК»
[1]Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1756 (2). Л. 99.
[2]РГИА. Ф. 516. Оп. 1 (доп.). Д. 25. Л. 9.
[3]РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1754 (3). Л. 141.
[4]РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1754 (3). Л. 163.
[5]Телеграмма генерала Ю.Н. Данилова генералу М.В. Алексееву от 3 марта 1917 г. // Красный архив. 1927. Т. 2 (21). С. 48.
[6]Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России // Отречение Николая II. С. 75.
[7]Ден Ю. Подлинная Царица. Воспоминания близкой подруги Императрицы Александры Федоровны / пер. с англ. В.В. Кузнецова. СПб., 1999. С. 119.
[8]Бубликов А.А. Русская революция (ее начало, арест Царя, перспективы). Впечатления и мысли ее очевидца и участника. Нью-Йорк, 1918. С. 47.
[9] Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России // Отречение Николая II. С. 75.
[10]ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2415. Л. 1–2.
[11]Дань светлой памяти Императора великого мученика. Сооружение креста-памятника и ознаменование 20-летия Екатеринбургской драмы. Париж: изд. Союза ревнителей памяти Императора Николая II., 1939. С. 90.
[12]Там же.
[13] Позднышев С. Распни Его. Париж, 1952. С. 349.
[14]Танеева (Вырубова) А.А. Страницы моей жизни. С. 163.
[15] Ден Ю. Указ. соч. С. 120.
[16]Редакция не может согласиться с предположением П.В.Мультатули о фальсификации дневников Императора и Императрицы. Такое отношение к важнейшим первоисточникам можно высказывать только после проведения всесторонней криминалистической и почерковедческой экспертиз этих сохнанившихся дневников. Приводимым воспоминаниям А.А.Танеевой и Ю.А.Ден можно найти и другие объяснения. Так, например, Император мог сделать записи в дневник двумя неделями позднее (задним числом), в связи с этим понятны возможные небольшие нестыковки во времени в отношении тех или иных событий тех бурных дней. Императрица Александра Федоровна могла также сжечь лишь часть своих записей и переписки, оставив дневники. Важно учитывать и то, что и для Императора, и для Императрицы, как и для всех, кто их окружал, дни начала марта были временем необычайно тяжелых испытаний, и память могла в чем-то подвести как А.А.Танееву, так и Ю.А.Ден.
Русский Издательский Центр имени святого Василия Великого совместно с Петром Мультатули передали фотокопии восьми образцов почерка Императора Николая II для сравнения с почерком на фотокопии дневников Государя от 2 марта и ряда последующих дней. Професссиональный эксперт-почерковед, проведя экспертизу, пришла к выводу, что записи в дневнике были сделаны, скорее всего, самим Императором Николаем II. По предложению Петра Мультатули, в экспертизе особо исследовались и отдельные слова, например, слово «отрекся». Отсутствие стопроцентной категоричности в экспертном заключении связано с тем, что исследовались фотокопии.(Заключение специалиста № 95/15 от 06 марта 2015 г. С.М. Алферова АНО «Независимый экспертно-консультативный центр «Кононъ»). Внимательный осмотр, в 2013 году оригиналов дневников Императора Николая II за март 1917 года, хранящихся в ГАРФе, проведенный руководителем Русского Издательского Центра, не выявил каких-либо подчисток, исправлений и вообще каких-либо видимых признаков подделки дневников Государя. Что касается так называемого «Манифеста об отречении», общее впечатление от осмотра оригинала этого документа совершенно иное – это явная подделка. Напротив, дневниковые записи матери Государя, Императрицы Марии едоровны, сделанные в марте 1917 года на стародатском языке в характерном для нее стиле, изъятые у нее большевиками в Крыму в 1918 году, которые были переданы в ГАРФ ранее 2000 года, совпадают по почерку с документами, написанными ею в Дании в 1920-х годах, уже после ее эмиграции из России, и производят впечатление подлинных (Прим.ред).
[17]Это не совсем так. С 4 по 8 марта Царь регулярно встречался и общался со своей свитой, со своей матерью, вдовствующей Императрицей Марией Федоровной с ее свитой, приехавшей к нему из Киева 4 марта (с 1919 года в эмиграции и на родине, в Дании)