Рузский Курьер / Сельский курьер

Все про нынешнюю засуху в Пензенской области заранее знали два человека. Первый — агроном Иван Овсинский. Он 99 лет назад издал труд, в котором, помимо всего прочего, предрек: не измените своего отношения к почве, рано или поздно засохнете.

Второй — тоже агроном, Анатолий Шугуров. Он прочитал книгу Овсинского, и начал готовиться к засухе — технологически. Было это 30 лет назад.

С тех пор урожаи у него с каждым годом становились все обильнее. И, что очень важно, требовали меньше расходов и приносили все больше доходов. А теперь, когда засуха грянула, расклад оказался такой. По всей Пензенской области погибшими признаны 45 процентов посевов. Там, где комбайны все-таки выгоняют в поле, собирают в лучшем случае что-нибудь по 12 центнеров пшеницы с гектара. А у Шугурова — 25 минимум.

Урожай, который многие посчитали бы за счастье и в обычный год.

Шугуров заработает и на засухе. «Хлеб обязательно подорожает, — говорит Анатолий Шугуров. — Уже сейчас фураж спрашивают по пять рублей за килограмм, а пшеница будет по семь, восемь, девять рублей.

Это вдвое, а то и втрое дороже, чем в прошлом сезоне.

— Ну, привезут же зерно оттуда, где нет засухи, — с юга, из Сибири, — пытаюсь снизить апокалиптический градус разговора.

— Из Сибири килограмм привезти — 3,5 рубля стоит, с Кубани два рубля. А дешевле пяти рублей его ни там, ни там не отдадут, — уверенно отвечает Шугуров. У него, видно, все уже давно посчитано.

— Говорят, не дадут на засухе наживаться никому…

— А как не дадут? Рынок! — отвечает он. И требует ответить — как так: в позапрошлом сезоне выросло в цене зерно, а вслед за ним и хлеб, а в прошлом пшеница подешевела вдвое, многие земледельцы продавали ее дешевле себестоимости, а хлеб удержался на захваченной высоте. — Чего же на хлебе кому-то дали наживаться?

Чтобы вырастить килограмм зерна, в прошлом году Шугуров истратил 83 копейки. Это, наверное, абсолютный рекорд страны по экономии ресурсов. На рынке пшеницы было много, и она шла по два с полтиной — три рубля. Все теряли доходы, особенно те, кто на кредитные деньги нахватал дорогой техники. Шугуров хорошо зарабатывал.

Техника у него российская, недорогая.

— Купил два наших трактора по полтора миллиона каждый, только кабины попросил переделать, кондиционеры поставить, — объясняет этот выбор Шугуров. — А за импортные отдал бы по четыре миллиона. За последние 15 лет у меня себестоимость килограмма зерна ни разу не была больше рубля.

На том месте, где у других начальников сидит секретарша, у Шугурова цветет большой куст гибискуса. Зато в кабинете висит нагайка. Агронома у него тоже нет — он сам агроном. И еще у него на службе — Иван Овсинский. По его заветам в «Пугачевском» не пашут глубоко, не применяют минеральных удобрений и ядов аж с 1982 года, считают, сколько у них земляных червей на квадратном метре поля.

— Уже по сотне на каждом, — говорит Шугуров так, как если бы червяки были из чистого золота. — Яблоки импортные, красивые, а аромата нет. Так же и хлеб, — объясняет Шугуров отказ от современных технологий. Аромат, конечно, штука субъективная. Но в «Пугачевское» приезжают за зерном с Кубани — свое продают за границу, а из шугуровского делают муку и пекут хлеб — для себя.

Терентий Семенович Мальцев в свое время тоже читал и ценил Овсинского. Но урожаи у него были 16 центнеров с гектара, от силы 20. За что ему дали две звезды Героя и собирались дать третью. А в «Пугачевском» в прошлом году получилось по 40 центнеров, а на отдельных полях — по шесть тонн. Когда Шугуров начинал, собирали по одиннадцать центнеров.

Соседи Анатолия Ивановича, глядя на него, постепенно тоже прониклись уважением к агрономическим заветам столетней давности. И теперь поля и у них выглядят лучше, чем у других. Хотя дождя и тут не было с апреля.

— Зимой начали, понимаешь ли, решать, куда девать лишнее зерно, — стучит Шугуров пальцем по краю стола и явно обращается к высшим сельскохозяйственным инстанциям. — А я еще тогда думаю: накаркаете неурожай. Вы зерно соберите сначала, а потом уже говорите — «лишнее».

Директор «Пугачевского» рассчитал: себестоимость килограмма пшеницы будет у него полтора рубля. И сокрушается по этому поводу. Хотя у большинства даже успешных «погорельцев» она будет раз в пять выше.

— Подарите книжечку, — прошу на прощание. Шугуров колеблется, потом пишет дарственную: «Для добрых дел».

Листаю на обратной дороге сочинение господина Овсинского: «Наши земледельцы трепещут от страха перед призраком истощения полей и от печальной перспективы спасаются такими средствами, посредством которых сами становятся банкротами раньше, чем истощится их земля». Да-а.

Наверно, эта аскетическая агрономическая практика годится не везде. Страна-то у нас большая. И — разная. И вообще таких, как Шугуров, с нелегкой руки Василия Шукшина принято называть «чудиками». Но я поднимаю глаза на ладные, чистые шугуровские поля и хочу спросить: «Кто тут у нас на самом деле чудики?»